Урывин
Сергей Николаевич
г. Москва
Автор и исполнитель песен о Чернобыле и чернобыльцах. Родился 27 марта 1951 года в Москве в семье военнослужащего. С 1953 по 1966 г.г. проживал в Харькове на новом месте службы отца. В 1969 году окончил Московское суворовское военное училище, а в 1974 году – Военную академию имени Дзержинского (ныне имени Петра Великого) по специальности военный инженер - баллистик. Проходил службу в вычислительных центрах Ракетных войск стратегического назначения и Генерального штаба Вооруженных сил СССР. С ноября 1986 года – младший научный сотрудник отдела автоматизации и средств связи Института Гражданской обороны СССР. В период с мая по август 1987 года и с мая по август 1988 года – начальник информационно-вычислительного отдела оперативной группы 1039 научного центра Министерства обороны СССР (г. Чернобыль). После обнаружения в 1989 году лучевой катаракты на обоих глазах прекратил работу на вычислительной технике по медицинским показаниям. В феврале 1990 года был уволен в запас и вышел на пенсию в звании подполковника. В течение 1988-1990 г.г. принимал активное участие в создании Союза «Чернобыль» СССР и Союза «Чернобыль» РСФСР. В 1987-1988 г.г. написал цикл песен о Чернобыле, многие их которых вошли в альбом «Чернобыль. Зона. Саркофаг». С декабря 1990 по октябрь 1992 года – заместитель Председателя Госкомчернобыля России.
Песня о несостоявшемся свидании лучшего десантника научного центра с самой красивой девушкой ЧАЭС
Мы встретились на улице безлюдной,
Две славные чернобыльские души.
Тут шевельнулось что-то обоюдно
И стало вместе нам совсем не трудно.
Твои усы не скроет респиратор,
Твой взгляд меня насквозь пронзает метко,
Ты самый зоркий в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Ты был в зеленом, вежлив, но без лести,
А я была, как девственница, в белом.
Ты предложил мне прогуляться вместе,
А я тотчас же согласилась смело.
Твои слова не глушит респиратор,
И ощущаю я себя кокеткой.
Ты самый лучший в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Я вся дрожала, словно кисть сирени,
Мне впору было отключить защиту.
Хотела я, чтоб встал ты на колени,
Но ты сказал, что все, мол шито-крыто.
Меня целуешь через респиратор,
И я тебе почти уже соседка.
Ты самый нежный в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Ты даришь мне чернобыльские розы,
Я аромата их не ощущаю.
Ужасна в зоне жизнь – сплошные слезы,
Как жалко: джентльменов не хватает.
Опять тебе мешает респиратор,
И комары стучатся к нам в беседку.
Ты самый шустрый в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Не слышно утром петухов окрестных,
В Чернобыле им жить, конечно, трудно.
Как я хотела быть с тобою вместе
На улице, конечно той, безлюдной.
Ты, наконец, снимаешь респиратор,
На нем автограф ставишь напоследок.
Прощай мой милый славный ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
***
Ирпенский вальс
Отряд ликвидаторов бравых
Засунут в Ирпень на постой,
Лихие гусарские нравы
Нарушили местный покой.
Электрогитара играет,
В пивные бокалы глядим.
А зонные денежки тают,
Когда в ресторане сидим.
Машинами возим бутылки,
И медики чешут затылки –
Никто не болеет у нас.
И нежно гитара играет,
От жизни подарков не ждем.
А зонные денежки тают,
Когда по Озерной идем.
Не знаем, что станется завтра,
Удачи какой поворот
Здесь служба идет – месяц за три,
Здоровье же – месяц за год.
Над прудом гитара играет,
Всю ночь у костра мы сидим.
А силы все тают и тают,
Когда над отчетами спим.
А после ночного концерта,
Слегка недовольны собой,
Гвардейцы научного центра
К разводу шагают гурьбой.
Шагаем и мы по Озерной,
Опять нам не спать до утра.
Скорее поехать бы в зону,
Здоровье поправить пора.
***
Зона
Забитый колодец, безлюдной деревни хранитель,
Некошенный, серый, под солнцем стареющий луг.
И купол вдали золотится, святая обитель,
И город пустой перед ним возникающий вдруг.
И странные люди, одетые не по сезону
И все, что ты видишь вокруг, называется зоной.
Зона.
На всей планете ты пока еще одна,
На сотни лет ты на забор обречена.
Здесь совесть каждого тобой облучена.
И биография с тобой обручена.
Ты, как наглядное пособие беды,
В грядущем веке расцветут твои сады.
Теперь и ждать, уж такова твоя судьба.
Терпи и жди, не прекращается борьба.
И странные люди под яростный стон механизмов
С хозяином зоны отчаянно схватку ведут.
Здесь деньги не в счет, но, в отличие от коммунизма,
Здесь право на отдых отвергнуто правом на труд.
А той колокольни уже не услышим мы звона.
Немая молитва плывет над квадратами зоны.
Зона.
Ты, как суровое чистилище людей.
Ты, как хранилище загубленных идей.
Ты – цепь ошибок, поражений и побед.
Ты, как защита от грозящих миру бед.
Ты – человеческой трагедии музей.
Ты – факт истории, как римский колизей.
Хранить и верить – такова твоя судьба.
Храни и верь, не прекращается борьба.
***
Медицинское Танго
Перед едой дважды вымой руки и
тщательно прополощи рот.
Перед сном перетряхни постельные принадлежности.
“Медицинские советы ликвидатору”
Я дважды руки не помыл,
Совет врачебный позабыл.
И рот не прополоскал,
Ко мне нуклидик внутрь попал.
Он дом построил в живте,
И хоть условия не те,
Он стал хозяйством обрастать,
Под огород кишки копать.
Я как-то лег под утро спать,
Забыл перетряхнуть кровать.
В меня вползло во время сна
Сама нуклидиха – жена.
Сыграли свадебку они,
Пошли медовенькие дни,
В печенке строят погребок,
А в отпуск ездят на лобок.
И наплодили нуклидят,
А те во все глаза глядят.
Чуть что живое где-то есть,
Все норовят схватить и съесть.
И организм мой стал сдавать,
Я не могу ни есть ни спать.
Но доктор честь мне оказал,
В Зеленый мыс на СИЧ послал.
Там посмотрели мне в нутро,
А их там прямо как в метро.
Еще чуть-чуть и я, боюсь,
Грибочком атомным взорвусь.
Но мне сказали, не робей,
Побольше красненького пей,
И водкой рот не обижай,
К себе за стол друзей сажай.
Я дважды рот прополоскал,
И водку целый день глотал.
Но облегченья нету мне,
И все, что жить мешало мне,
Захоронил на глубине.
Теперь совсем стерильный я,
Хочу вам высказать, друзья:
Уж коли хочешь быть здоров,
Чти указанья докторов.
Романс о чернобыльских принцессах
Вот приезжает перспективная зазноба
Одна в столицу ликвидаторов – Чернобыль.
Гражданка едет, зная наперед,
Что зона – это как гарем на оборот.
И возникают интересные процессы,
В ней пробуждается капризная принцесса.
И, несмотря на то, что дел невпроворот,
Живет вся зона, как гарем наоборот.
Идут в штанцах, павлинами ступая,
Как на балу у принца из Китая.
А партизаны рядом водят хоровод,
Ведь зона – это как гарем наоборот.
И комплименты слушать уши не устали,
Хотя и нет у них давно на теле талий.
У кавалеров слов амурных – полон рот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
И сладострастия срываются завесы,
Ведь были все никто, а тут – принцессы.
И фаворитов на постах – двенадцать рот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
Шикарной встречи ожиданием томимы,
Ах! Если вы без “Жигулей” – извольте мимо.
Здесь у принцессы женихов – хоть целый взвод,
Ведь зона – это как гарем наоборот.
А кавалеры все несут деликатесы,
Их уплетают толстощекие принцессы.
Потом желудки лечат дома целый год,
Ведь зона – это ресторан наоборот.
Здесь для принцессы месяц счастья года стоит,
Дозонной жизни рассыпаются устои.
И увлекает их страстей водоворот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
Но наступает финиш поздно или рано,
И вот принцессы превращаются в гражданок.
Когда ж рванет автобус от ворот,
Для них закончится гарем наоборот.
И без оркестров, митингов и прессы
Провинция встречает экс-принцессу.
И в одиночестве не раз всплакнет зазноба,
Душой и телом вспомнив свой Чернобыль.
Боюсь, принцессы вместе соберутся
И за романс меня кастрировать возьмутся.
А мне б домой уехать без эксцессов,
Меня в москве ждет настоящая принцесса.
***
Чего в Чернобыле нельзя
На Припятский песочек
Прилечь на часочек
И бронзовым загаром
Прикрыть радикулит.
Но ведь нельзя же, люди,
Не то потом вам будет
Из бронза скромный бюстик
Для кладбища отлит.
Припев:Среди городов самых разных
Чернобыль – скажу вам, друзья –
Столица житейских соблазнов,
Которым поддаться нельзя.
Растет на дармовщину
Шикарная малина.
Но слюньки подотрите,
Для ягод не сезон.
Не то конец настанет
И с колокольни грянет
В честь вашей панихиды
Малиновый трезвон.
Припев.
Захочется в охотку
Принять стаканчик водки,
Но в нашей зоне трезвость,
Здесь только соки пьют.
Кордоны тут лихие,
Условия плохие –
И выговор объявят,
И водку разобьют.
Припев.
А если вдруг на фото
Прорежется охота,
То снимок уникальный
Вам сделать не дадут.
Объявят вас шпионом,
Враз выпихнут из зоны
Бумагу вслед напишут
И пленки отберут.
Припев.
А если вы с брюнеткой
У розовой беседки
Условились о встрече,
То я скажу вам так:
Здесь где-то вирус СПИДА
Живет среди нуклидов,
А, значит, на свидание
Идти нельзя никак.
Припев.
Ночные променажи
Открытые наряды
И сексоприключения,
Коль по ночам не спишь –
На эти развлечения
Для вашего спасения
На все покажет зона
Огромнейший кукиш.
Припев.
***
Партизанская
Мы те, что в сводках именуются войска.
Нас год назад сюда пригнали эшелоны.
Для нас до станции дорога не близка:
Не в “Жигулях” сюда мы едем, а колонной.
Народ прозвал нас очень хлестко – партизаны.
Мы оставляем в зоне свой, особый класс.
На дни рожденья пьем боржом, нарзаны,
Поскольку нет в меню шампанского у нас.
Нам в зоне чистенькой работы не дают.
Кому – стихи, кому – сухая проза.
Одним – и премии, и слава, и уют,
А нам воды, подчас, напиться не привозят.
Нас кормят так, что нам не до потех.
Спасибо всем из военторга за заботу.
Но совесть чистой остается и у тех,
Кто презирает грязную работу.
Глаза сжигает пот, вокруг не вижу ничего.
А если вспомню дом, – так сразу катится слеза.
Не из-за денег так пишу, а для того,
Чтоб я спокойно сыну мог смотреть в глаза.
И хоть шальная здесь деньга, как на шабашке,
Я без заначки все готов отдать жене,
И все эмоции в смирительной рубашке,
И по ночам, порой, кошмары снятся мне.
Я – партизан, ассенизатор зоны,
И мне в жилетку плакать не с руки,
Но что нутро мое, порой, беззвучно стонет –
Об этом в сводках нету ни строки.
В костях у нас немало стронция набралось,
Плевать на то, что в щитовидках йод.
Ну, а в душе окаменелая усталость
И жажда встречи с теми, кто нас ждет.
***
Песня о гранитных плитах
Плит немало на кладбище новых
Нервы в всмятку, как к сердцу наган.
Вижу черное слово “Чернобыль”,
Рядом алое слово “Афган”.
Мы победу купили в кредит,
Порешив: торговаться не стоит.
А рублей золотые дожди
Отольются венками из хвои.
Ордена мародерам дают
Под серебряный звон премиальных
Будто каждому в душу плюют,
Кто не слышал трех залпов прощальных.
Тот, кто раньше стоял у руля,
Тот теперь уже недосягаем.
Пенсионная книжка – броня,
От судилища оберегает.
В ресторанах гульба до упаду,
Наслажденья! Любой ценой.
Все мы словно продукты распада
Дочернобыльской эры иной
Раздолбали дороги колеса,
Скачет серость верхом на галанте.
Родились под фанфары и слезы
От воров и героев мутанты.
Дай нам бог хоть немножко везенья,
Хоть не верим в тебя – защити.
Защити от осколков деленья,
Что готовят нам финиш пути.
Успокоят остывшие щеки
Руки матери ль, друга ль, жены…
Из опавших плодов давят соки,
Ну, а дети – они рождены.
Растекается спирт по стаканам,
Несмотря на запретный указ.
За Чернобыль и горы Афгана
Пусть до дна выпьет каждый из нас.
Приводите детей к этим плитам,
К облученным, сожженным, убитым.
Не молчите, мол не причем,
И не лгите, за что и почем…
***
Песня о лозунгах или суд в Чернобыле
Жить в лозунгах удобно, как в шезлонге.
Не надо думать – лозунг сам не глуп.
Тебя остудит лозунг в лето злое,
Зимой согреет жарко, как тулуп.
Прикроет лозунг плешь, заменит дело.
Во тьме посветит, приукрасит суть.
Удачный лозунг путь укажет смело,
Кривой ли, верный – но надежный путь.
И если он шагает в ногу с веком
И согласован правильно фасон,
Вполне заменит лозунг человека,
В момент его погрузит в нужный сон.
А если человек, шагая в спячке,
Споткнется и поклажу разобьет,
Накажут лишь его, а лозунг спрячут,
Чтоб не мешал другим “храпеть” вперед…
Я изучил всю зону досконально,
Мотался и смотрел по сторонам,
И столько всяких лозунгов банальных,
Смешных и грустных реют тут и там.
Пустая деревня, смех ликвидаторам:
“Мирный атом – в каждую хату!”
Шоссе на Чернобыль, вид на природу:
“Братский привет зарубежным народам”.
Там где собраны все механизмы:
“Чернобыльская АЭС працює на коммунизм”
Город Припять – не помню даты:
“Хай буде атом работником , а не солдатом!”
И целая стая
Иных хаев.
И лозунг под топор идти не хочет,
Ему теперь и страшно и смешно,
Что было до и после жуткой ночи,
Все на глазах у лозунга прошло.
Под лозунгом дремали сладко сони,
В почете отрешившись от забот.
Они еще тогда зачали зону
И вовремя не сделали аборт.
Вот “Волг” и Чаек” квакают клаксоны,
И воронье спускается с небес.
В закрытой за семью замками зоне
Открытый начинается процесс.
Начальники публично дали слово,
Что взроют все до истинных причин,
Чтоб больше не стряслось нигде такого,
Всех обнажат, каков бы ни был чин.
Мы жадно ждали сведений из зала,
Но пресса сохранила немоту.
Там в зале, может, правду и сказали,
Да кто ее услышал, правду ту.
Но приговором ведь не вылечить ожоги
И мудрым кодексом пшеницу не отмыть.
Скамей не хватит в этом зале строгом,
Чтоб, всех на них виновных разместить.
И вместе все, и каждый в одиночку
Повинны мы, что на полсотню лет
Приговорили зону к одиночке
И на амнистию – увы – надежды нет.
И всей стране за двадцать лет застоя,
Где лозунг опоясал каждый год,
Дают экономисты и историки
Лед десять принудительных работ.
Но я уверен, просветлеют лица,
Когда, поставив на молчанье крест,
В открытой зоне, где-нибудь в столице,
Закрытый приоткроется процесс.
А лозунги убрать не так уж сложно,
Чтоб не обидеть фальшью новый век.
На коммунизм, без всяких там шезлонгов,
Не станция працюе – человек!
***
Урывин, С. Н. ЧЕРНОБЫЛЬ. ЗОНА. САРКОФАГ: Приключения и злоключения барда-ликвидатора.
Эта книга – истории о том, как рождались и сочинялись чернобыльские песни, вошедшие в альбом «Чернобыль. Зона. Саркофаг», а также о некоторых событиях, так или иначе связанных с ними. Автору этой не совсем обычной книги (книги о собственных песнях), проработавшему более ста пятидесяти дней в помещениях третьего энергоблока Чернобыльской АЭС и побывавшему в разных местах тридцатикилометровой Зоны, удалось не только показать изнутри творческий процесс превращения человеческих эмоций от увиденного и пережитого в поэтические произведения, но и приоткрыть читателю некоторые чернобыльские тайны. В книге публикуются фотографии из личного архива автора, личных архивов Валерия Новикова, Александра Минаева, Виктора Абрамова, Владимира Дроздова, Олега Соломеина, Сергея Трофимова, Юрия Весновского. Также использованы фотографии из архива Союза «Чернобыль» России и его региональных организаций в Москве, Новосибирске, Екатеринбурге, Туле.
ПРИОБЩЕНИЕ К ТВОРЧЕСТВУ
Через три десятка лет после чернобыльской аварии литература о катастрофе уже может составить, без преувеличения, целую библиотеку. Тем не менее, на мой взгляд, книга Сергея Урывина, которую вы открыли сейчас, не затеряется в книжном море. Многое, будем верить – всё, написано о технических аспектах аварии, издано немало блистательной публицистики, но то, о чем талантливо рассказывает Урывин – совсем «по другому ведомству». Эта книга – о творчестве. О сложном, порой мучительном, но неизменно счастливом процессе создания художественного произведения. В данном случае – песни. Автор непостижимым образом приобщает нас, читателей, к этому процессу, делая его соучастниками. …Я познакомился с Сергеем в нашу вторую командировку. Первая, в 1986-м году, была временем горячечной работы по ликвидации аварии, когда взорвавшийся реактор запечатывали бетонным укрытием. Его назовут неведомо откуда возникшим, но сразу всеми принятым словом «Саркофаг». Никто ещё в мире не возводил такое. Всё было впервые – бешеный поток радиации, запредельно высокая температура. И хотя в столичных институтах спешно рисовались на ватманах красивые проекты, на месте реальной работы многие технические и инженерные задачи решались, что называется, «на коленке». Было не до песен. Через год Саркофаг стал реальностью. Но работы предстояло еще очень много. Жизнь в Чернобыле, какой мы её увидели, входила в нормальный ритм. Практически не стало на дорогах бетоновозов-миксеров. Они набрали такое количество радиации, что сами стали источником опасности. Дома, лишившиеся хозяев, отмыли и дезинфицировали, в них разместились специалисты, приехавшие не только ликвидировать аварию, но – изучать её последствия. И вдруг – неожиданность – в чернобыльской Зоне появилась самодеятельность. Барды! Этот жанр – я имею в виду современную авторскую песню – в нашей стране стремительно начинал утверждаться. Юрий Кукин приглашал романтиков отправиться с ним «за мечтами и за запахом тайги». Александр Городницкий призывал восхититься подвигом атлантов. Зачаровывал переборами гитары Визбор... Одновременно в середине восьмидесятых годов авторская песня неожиданно начала выходить за грани лирических описаний туристических путешествий и мирных ноток городского романса. Полыхнул Афганистан. Затем взорвался Чернобыль. Выстрелил «Черный тюльпан» Александра Розенбаума. Появились и становились популярными жесткие правдивые песни воинов – афганцев о мужестве, героизме, кровавых судьбах близких товарищей. В этот достойный круг встал и чернобыльский бард Сергей Урывин. В Зону он приехал, разумеется, не в этом качестве. В каком – не буду забегать вперед – он подробно рассказывает сам в книге, представляющей чернобыльскую катастрофу и некоторые аспекты ликвидации ее последствий с новой, неожиданной стороны.
Валерий Новиков,
участник ликвидации аварии, режиссер-документалист, заслуженный деятель искусств России.
ОТ АВТОРА
Эта книга – истории о том, как рождались и сочинялись чернобыльские песни, а также о некоторых событиях, так или иначе связанных с ними. Хотя, слово «как» – здесь употреблено, скорее всего, неправильно. Точнее – это истории о том, в каких условиях возникало желание что-то сочинить. Эта книга – всего лишь воспоминания одного из сотен тысяч ликвидаторов. Это – рассказ обычного человека, который не совершал в Чернобыле никаких героических поступков, не принимал никаких ответственных управленческих решений, не совершал научных или технологических открытий, а просто выполнял порученную ему работу. До первой своей командировки в Чернобыль я никогда в жизни ни стихов, ни песен не писал. Чужие песни пел часто и с удовольствием. Почему я вдруг начал сочинять песни только в Чернобыле и только про Чернобыль – не знаю. Всегда отшучивался – мол, радиация подействовала. А вот «как?» или «каким способом?» в моей голове возникали строки – могу сказать следующее. Как только какая-то тема, какая-то идея, какая-то эмоция начинала будоражить мою бедную голову – на помощь приходили откуда-то извне, из непонятных измерений, Высшие Силы. Казалось, что эти песни на самом деле сочинял не я. Возникало ощущение, что слова, строки, строфы кто-то со стороны вкладывает в мою голову, используя меня, Сергея Урывина, только в качестве некоего интерфейса (говоря современным языком профессионального программиста) или связующего элемента, проводника. Странно. Необычно. Непонятно. Но это именно так и было, именно так я это воспринимал. Песни на самом деле сочинялись кем-то на небесах. А я всего лишь пропускал этот поток через себя, переводил его на человеческий язык и дополнял примитивным музыкальным сопровождением. Песни получались разные по стилю, содержанию. Мне и сейчас кажется, что все эти песни на самом деле сочинялись. Там, – наверху – разными авторами. Тем не менее, небесные силы назначили автором этих песен на нашей Земле почему-то именно меня. Эта книга – взгляд на эти песни сегодня, через тридцать пять лет после их написания. Эта книга – и рассказ, и осмысление. Мне не хотелось, чтобы судьба песен была похожа на камень, брошенный в воду: всплеск, круги на воде, а потом – тишина, будто и не было ничего…
«Мы только куклы, вертит нами рок.
Не сомневайся в правде этих строк,
Нам даст покувыркаться и запрячет
В ларец небытия, лишь выйдет срок».
Омар Хайям Эта книга – своеобразное путешествие по внутреннему миру тех многих людей, которые могли говорить смело: «Я в Чернобыле был не гостем».
«Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица.
А память, как колодец, глубока,
Попробуй заглянуть – наверняка
Лицо – и то неясно отразится…»
Владимир Высоцкий Приношу извинения тем, о ком не упомянул. Многое забывается. Дневников я не вел. Это не летопись. И ни на какие-либо обобщающие оценки того, что увидел в Чернобыле, я не претендую. Мой сохранившийся архив – это мои пропуска и грамоты 1987–1988 г.г. Но, главное – это чудом сохранившийся коричневый блокнот, в который я записывал приходящие на ум строки будущих песен. Таких блокнотов у меня было несколько. Всегда какой-то из них находился со мной в кармане «афганки» вместе с карандашом или шариковой ручкой. Но сохранился, к сожалению, только один, со строками нескольких песен.
Несмотря на кажущееся однообразие наших служебных обязанностей, жизнь в Чернобыле была очень разной, как и песни: были и грусть, и смех… Мне не раз говорили мои друзья-товарищи в Чернобыле, что им было интересно и приятно наблюдать за тем, как на их глазах, по сути – в их присутствии, рождаются серьезные или шутливые песни о том, что они видели позавчера, вчера или сегодня. Кому-то может показаться, что в книге слишком много присутствует алкоголя, застолий и т.п. Это – правда, так оно и обстояло в действительности. Употребление спиртных напитков – было. Злоупотреблений – не было никогда. Дело в том, что эта книга, в первую очередь, про песни: про то, как они сочинялись, где и когда исполнялись. Понятно, что песни не сочинялись во время работы и не исполнялись во время служебных совещаний. И сочинялись песни, и исполнялись лишь в свободные часы отдыха: сочинялись в одиночестве, а исполнялись сначала в приятной дружеской компании вечером после работы за накрытым столом, а затем – во время самых разных выступлений, после которых тоже иногда «накрывали поляну». Я не был специалистом в тех видах деятельности, которые были основными тогда в Чернобыле. Я не был ни строителем, ни энергетиком, ни физиком-ядерщиком, ни радиохимиком, ни доктором Айболитом. Я был всего лишь профессиональным программистом-прикладником с очень неплохим образованием и опытом. Некоторые события, о которых рассказывается в песнях, происходили прямо на моих глазах, иногда я даже был прямым участником этих событий. За отдельными событиями я наблюдал со стороны, но сам в них участия не принимал. Кое-что врастало, встраивалось в песни на основании рассказов моих друзей, товарищей и коллег, мнению которых я безоговорочно доверял. Так ведь и замечательные известные всей стране журналисты создавали тогда свои блистательные очерки и статьи, не будучи профессионалами в специальных вопросах. Они черпали свои знания и эмоции из бесед с разными людьми и личного восприятия увиденного. Все оценки и выводы, приведенные в книге, повторюсь, – это мое личное частное мнение, никоим образом не претендующее ни на что большее. Я могу ошибаться. У каждой песни своя история создания. В те или иные моменты времени, в той или иной пространственной точке вокруг автора была своя атмосфера событий, работ. Была своя психологическая заряженность, было свое настроение: злое или слезливое, грустное или веселое. Каждой песне посвящена отдельная глава. За исключением одного случая (третья песня в книге идет первой) порядок глав соответствуют хронологии написания песен. Я далеко не сразу понял и осознал, что каждая песня сначала – часть твоего личного пространства, только твоего. И только потом (и далеко не всегда) песня из части твоего личного пространства превращается в часть твоей личной ответственности. Я хорошо понимаю, что читать тексты песен и слушать песни в исполнении автора – это не одно и то же. Поэтому прошу читателей учесть это обстоятельство. В этой книге нет ни капли лжи. В то же время, здесь изложена далеко не вся правда. В книге публикуются фотографии из личного архива автора, личных архивов Валерия Новикова, Александра Минаева, Виктора Абрамова, Владимира Дроздова, Олега Соломеина, Сергея Трофимова, Юрия Весновского. Также использованы фотографии из архива Союза «Чернобыль» России и его региональных организаций в Москве, Новосибирске, Екатеринбурге, Туле. Я также выражаю глубокое уважение и признательность многим известным и неизвестным людям за то, что они сохранили наглядную память о чернобыльских событиях, разместив в открытом доступе в интернете свои (или не только свои) фотографии, сделанные в 1986-1988 годах, которые я использовал в качестве иллюстраций в своих рассказах о песнях. Я выражаю искреннюю благодарность своим друзьям и товарищам, которые знакомились с рабочими материалами книги и делились со мной своими впечатлениями, оценками и замечаниями, за их всестороннюю помощь (информационную, моральную и материальную), оказанную мне при написании этих воспоминаний: Абрамову Виктору Вениаминовичу; Абросимову Вячеславу Константиновичу; Амиеву Геннадию Николаевичу; Башкирову Игорю Владимировичу; Весновскому Юрию Васильевичу; Говорову Леониду Владимировичу; Гришину Вячеславу Леонидовичу; Дроздову Владимиру Павловичу; Зарембе Виктору Борисовичу; Курбатову Николаю Васильевичу; Курбатовой Валентине Витальевне; Лебедеву Юрию Васильевичу; Минаеву Александру Анатольевичу; Монахову Владимиру Александровичу; Морозову Валерию Борисовичу; Наумову Владимиру Николаевичу; Новикову Валерию Германовичу; Соломеину Олегу Игоревичу; Трофимову Сергею Петровичу, Холодкову Владимиру Дмитриевичу; Шикалову Владимиру Федоровичу.
И ещё несколько слов о личном и сокровенном.
Эту книгу о своих чернобыльских песнях я посвящаю своей жене Галине. Кому-то это мое решение может показаться странным и непонятным. Обычно, подобные книги посвящаются своим однополчанам, сослуживцам, соратникам. Здесь – другое. Мы с Галиной вместе – с 1986 года. Более тридцати пяти лет. В мою первую командировку в Чернобыль (да и в следующую тоже) меня провожала именно она. Провожала, конечно, с понятным волнением и страхом. И мои чернобыльские песни по возвращению в Москву я пел сначала именно ей, Галине, а уж потом своим московским друзьям. Я посвящаю своей жене – не свои песни: их я посвящаю всем ликвидаторам и другим пострадавшим. Я посвящаю Галине всего лишь крупные или мелкие осколки памяти, вошедшие в эту книгу. Некоторые песни, безусловно, не смогли быть сочиненными там (в Чернобыле) и тогда (в 1987 и 1988 годах), если бы я не чувствовал незримое присутствие Галины рядом с собой. Это присутствие иногда ощущалось как ободряющее; иногда – как сочувствующее; иногда – как осуждающее; иногда – просто так ощущалось: (Я – есть. Я тебя люблю и жду…). Галина знакома почти со всеми моими чернобыльскими соратниками – армейскими и гражданскими. Первые такие знакомства начались еще в сентябре 1987 года. И к Мемориалу чернобыльцам на Поклонной горе 26 апреля и 30 ноября мы с Галиной приезжаем вместе. Без воистину ангельского терпения моей жены, ее заботы и поддержки – этой книги, возможно, и не было.
Главы из книги Сергей Урывин: «Чернобыль, Зона, Саркофаг»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «САРКОФАГ»
Отвернувшись от рыжего леса,
Излучая тревогу и страх,
В центре зоны над раной ЧАЭСа
Замер серый, как слон, Саркофаг.
Было время приказов жестоких,
Под лучи заставляющих лезть.
Всем на зависть в рекордные сроки,
Всем на горе построен он здесь.
В Саркофаг бы запрятать трусость,
В Саркофаг бы запрятать подлость
И крутых командиров тупость,
И прогнившую к черту совесть.
Да еще заодно бы жадность
Запихнуть бы туда – и ладно,
И «продажных за пятак» –
Всех упрятать в Саркофаг.
Смолкли траурно-бравые звуки,
И понятно теперь уже всем
Саркофаг – мавзолей науки –
Это выкидыш наших проблем.
Здесь не скрыть, кто есть кто, не старайся,
Здесь без фальши - хоти не хоти.
Саркофаг, ты нам лгать не пытайся,
Ты насквозь наши души свети.
В Саркофаг не запрятать смелость,
В Саркофаг не запрятать гордость
Тех, кто честно работал дело
Не за рубль, не за чин, не за орден.
И улыбки ребят хороших
В Саркофаге не захоронишь.
Тех, кто шел за «просто так»,
Тех не спрятать в Саркофаг.
Об этой песне можно говорить много. Можно вообще ничего не говорить.
Она и сейчас многими ликвидаторами считается лучшей песней о Чернобыле.
Это – всего лишь вторая в жизни песня начинающего автора. Я до сих пор не могу понять, как у меня такое получилось.
В этой песне все – правда, изложенная простыми словами и понятиями.
Я не участвовал в строительстве Саркофага. Так сложилось.
Про то, как шло ВСЁ – мы знали из газет и не только…
Я знал чуть больше – служба в 27 научно-исследовательском институте гражданской обороны СССР давала такую возможность.
Когда я увидел Зону и Саркофаг воочию, то обомлел от размера БЕДЫ и от величия СДЕЛАННОГО. О подлинном величии ЦЕНЫ тогда даже не догадывался.
«Саркофаг» был написан в июне 1987 года.
Чуть раньше я написал тогда свою первую песню (шутливую фантазию) о несостоявшемся свидании Славы Морозова. Песня понравилась: посмеялись, выпили и забыли…
Замысел «Саркофага» возник неожиданно. Однажды, мои коллеги из нашей оперативной группы решили показать мне серьезную местную чернобыльскую достопримечательность – Дерево «Крест». Мы уселись в разъездной УАЗик (медицинская «буханка») и минут через пятнадцать (от АБК-2 ехать было недалеко) я увидел Саркофаг так, как Он выглядел тогда, если смотреть на Него со стороны Рыжего леса.
Саркофаг выглядел завораживающе: монументальная громада серого цвета…
Такую же громаду серого цвета я уже видел в своем детстве:
давным-давно в харьковском зоопарке пятилетний мальчик Сережа увидел ОГРОМНОГО СЕРОГО СЛОНА, размахивавшего длиннющим хвостом (взгляд – со спины), который просто стоял сам по себе. Огромному серому слону не было тогда никакого дела до пятилетнего мальчугана: слон поедал вкусный корм и отмахивался от мух...
Вот именно тогда меня и «шибануло»...
Ассоциация 1: Саркофаг похож на серого слона…Он (слон или Саркофаг) уже Есть, он уже «Ест» – и ему уже все равно, что происходит вокруг Него.
Ассоциация 2: я помнил из школьного курса истории (5-й класс средней школы) как первобытные люди всем племенем охотились на мамонтов (мамонт – тот же Слон). Окружали его толпой и бросали в него тысячи стрел и копей. Часть охотников погибали при этом, но и мамонт, сраженный тысячами болезненных уколов, погибал. Племя хоронило погибших, и продолжало жить и размножаться дальше, потребляя сраженного и разделанного мамонта...
В 1986 году наша Страна впервые устроила «охоту на мамонта». Устроила по правилам и принципам первобытно-общинного строя с поправками на использование модернизированных «стрел и копей». Что поделать: Маркс, Энгельс и Ленин такого в своих трудах не предусмотрели, а другие Институты «разно-всякие: общественных и физико-химических наук» не предвидели, не развили учение…
Удивительно и просто непостижимо было представить себе, что произошло на глазах многих сотен тысяч людей в течение всего лишь нескольких месяцев.
Так выглядел четвертый блок Чернобыльской АЭС ещё 25 апреля 1986 года
Так это развивалось. Многие видели сами…
Спустя некоторое время, когда я пел «Саркофаг» за застольем с разведенным спиртом, мне говорили доктора и кандидаты наук из различных институтов Минсредмаша СССР: «Как точно ты все сформулировал. Это и «выкидыш наших проблем» и, действительно, - «мавзолей науки».
Я понимал, что они правы: это действительно МАВЗОЛЕЙ: период полураспада находящегося внутри Саркофага разного плутония составляет в среднем двадцать четыре тысячи лет. Похоже на гриф «особой папки ЦК КПСС» - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО» - хрен когда-нибудь доберетесь…
Насчет «выкидыша наших проблем»: я не очень понимал тонкости научных дискуссий профессионалов. Тем не менее, отложил у себя в памяти «total impression (общее впечатление)», что в советской науке и в её практическом воплощении не все было однозначно понятно и правильно. Решения всегда принимали с оглядкой на хранителей особых папок ЦК КПСС. Разные были проблемы у советской науки в те времена, но и они решались по известному в Советской Армии принципу: ты начальник: я - дурак, я начальник: ты - дурак. Понял одно: такого никто не ожидал. Так и выкидыши в акушерстве и гинекологии заранее никто не ожидает, но они все же случаются…
Про «крутых командиров тупость …» сам понимал, знал, видел. Ребята из моего 27 НИИ ГО СССР, которые были в Зоне летом и осенью 1986 года, много чего рассказали.
Про «…прогнившую, к черту, совесть» - все понятно из фотографий 1986 года:
Первомайская демонстрация в Киеве в 1986 году. Своих не жалко…
Первый "советский" этап 39-й международной Велогонки Мира стартовал 6-го мая 1986 года в Киеве.
СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ и здесь не пожалела никого: ни своих, ни чужих. Ни взрослых, ни детей.
Все дышали почти что «целебным морским воздухом», с Йодом (который I-131).
«…Здесь не скрыть, кто есть кто, не старайся»
В любой чрезвычайной экстремальной ситуации человеческие черты характера – непредсказуемы: импозантный болтун оказывается трусом, неприметный работяга – героем, всемирно признанный учёный муж может впасть в ступор и пребывать в растерянности. Действительно, «…здесь не скрыть кто есть кто…».
Я тогда подумал ещё о том, что полностью все тайны этой аварии так и останутся храниться в Саркофаге («ХРАНИТЬ ВЕЧНО»), а сам Саркофаг будет долго-долго (пока не развалится) хранить внутри себя сотни тысяч нематериальных следов душ тех, кто был вольно или невольно вовлечен в ликвидацию последствий этой техногенной и человеческой катастрофы.
Наверное, многие партийные, советские и иные руководители лелеяли тогда мысли о том, чтобы внутри Саркофага на долгие времена можно было бы «захоронить» все, что связано с Ним, с Саркофагом: имена погибших, заболевших и искалеченных, утраченный престиж всесильного учения (смотрите фото о Первомайской демонстрации), порушенные карьеры членов партийно-хозяйственных активов всех уровней и сломанные судьбы переселенцев. Вдобавок ко всему этому добавлялось желание захоронить в Саркофаге многочисленные ОБЕЩАНИЯ (насчет «зеленой лужайки», преодоления последствий, оказания помощи…).
К сожалению, кое-что из этого удалось сделать: тайны остались, воры и мародеры избежали ответственности, многие простые герои 1986 года остались без наград, а мужественные администраторы-ликвидаторы 1988-1989 годов получили пригоршни орденов и медалей.
Как выяснилось потом, наша государственная социальная защита ликвидаторов – радиоактивна и тоже имеет, как и плутоний, свой период полураспада – один год. С каждым годом льгот будет становиться все меньше, а получать их (денежные компенсации, жилье, лекарства, путевки) станет все сложнее.
Идея песни «Саркофаг» очень проста: все НЕСПРАВЕДЛИВОЕ убрать навечно, а все СПРАВЕДЛИВОЕ – никогда не забывать.
Слова в песне тоже получились простые и понятные. Я много раз пел ее в небольших компаниях и в Зоне, и в Москве. Песню слушали с серьезными лицами. Сначала молчали какое-то время, потом тяжело вздыхали и говорили: «Да…(пауза). Давайте выпьем».
Мы встретились на улице безлюдной,
Две славные чернобыльские души.
Тут шевельнулось что-то обоюдно
И стало вместе нам совсем не трудно.
Твои усы не скроет респиратор,
Твой взгляд меня насквозь пронзает метко,
Ты самый зоркий в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Ты был в зеленом, вежлив, но без лести,
А я была, как девственница, в белом.
Ты предложил мне прогуляться вместе,
А я тотчас же согласилась смело.
Твои слова не глушит респиратор,
И ощущаю я себя кокеткой.
Ты самый лучший в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Я вся дрожала, словно кисть сирени,
Мне впору было отключить защиту.
Хотела я, чтоб встал ты на колени,
Но ты сказал, что все, мол шито-крыто.
Меня целуешь через респиратор,
И я тебе почти уже соседка.
Ты самый нежный в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Ты даришь мне чернобыльские розы,
Я аромата их не ощущаю.
Ужасна в зоне жизнь – сплошные слезы,
Как жалко: джентльменов не хватает.
Опять тебе мешает респиратор,
И комары стучатся к нам в беседку.
Ты самый шустрый в мире ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
Не слышно утром петухов окрестных,
В Чернобыле им жить, конечно, трудно.
Как я хотела быть с тобою вместе
На улице, конечно той, безлюдной.
Ты, наконец, снимаешь респиратор,
На нем автограф ставишь напоследок.
Прощай мой милый славный ликвидатор,
Как жалко, что аварии так редки.
***
Ирпенский вальс
Отряд ликвидаторов бравых
Засунут в Ирпень на постой,
Лихие гусарские нравы
Нарушили местный покой.
Электрогитара играет,
В пивные бокалы глядим.
А зонные денежки тают,
Когда в ресторане сидим.
Машинами возим бутылки,
И медики чешут затылки –
Никто не болеет у нас.
И нежно гитара играет,
От жизни подарков не ждем.
А зонные денежки тают,
Когда по Озерной идем.
Не знаем, что станется завтра,
Удачи какой поворот
Здесь служба идет – месяц за три,
Здоровье же – месяц за год.
Над прудом гитара играет,
Всю ночь у костра мы сидим.
А силы все тают и тают,
Когда над отчетами спим.
А после ночного концерта,
Слегка недовольны собой,
Гвардейцы научного центра
К разводу шагают гурьбой.
Шагаем и мы по Озерной,
Опять нам не спать до утра.
Скорее поехать бы в зону,
Здоровье поправить пора.
***
Зона
Забитый колодец, безлюдной деревни хранитель,
Некошенный, серый, под солнцем стареющий луг.
И купол вдали золотится, святая обитель,
И город пустой перед ним возникающий вдруг.
И странные люди, одетые не по сезону
И все, что ты видишь вокруг, называется зоной.
Зона.
На всей планете ты пока еще одна,
На сотни лет ты на забор обречена.
Здесь совесть каждого тобой облучена.
И биография с тобой обручена.
Ты, как наглядное пособие беды,
В грядущем веке расцветут твои сады.
Теперь и ждать, уж такова твоя судьба.
Терпи и жди, не прекращается борьба.
И странные люди под яростный стон механизмов
С хозяином зоны отчаянно схватку ведут.
Здесь деньги не в счет, но, в отличие от коммунизма,
Здесь право на отдых отвергнуто правом на труд.
А той колокольни уже не услышим мы звона.
Немая молитва плывет над квадратами зоны.
Зона.
Ты, как суровое чистилище людей.
Ты, как хранилище загубленных идей.
Ты – цепь ошибок, поражений и побед.
Ты, как защита от грозящих миру бед.
Ты – человеческой трагедии музей.
Ты – факт истории, как римский колизей.
Хранить и верить – такова твоя судьба.
Храни и верь, не прекращается борьба.
***
Медицинское Танго
Перед едой дважды вымой руки и
тщательно прополощи рот.
Перед сном перетряхни постельные принадлежности.
“Медицинские советы ликвидатору”
Я дважды руки не помыл,
Совет врачебный позабыл.
И рот не прополоскал,
Ко мне нуклидик внутрь попал.
Он дом построил в живте,
И хоть условия не те,
Он стал хозяйством обрастать,
Под огород кишки копать.
Я как-то лег под утро спать,
Забыл перетряхнуть кровать.
В меня вползло во время сна
Сама нуклидиха – жена.
Сыграли свадебку они,
Пошли медовенькие дни,
В печенке строят погребок,
А в отпуск ездят на лобок.
И наплодили нуклидят,
А те во все глаза глядят.
Чуть что живое где-то есть,
Все норовят схватить и съесть.
И организм мой стал сдавать,
Я не могу ни есть ни спать.
Но доктор честь мне оказал,
В Зеленый мыс на СИЧ послал.
Там посмотрели мне в нутро,
А их там прямо как в метро.
Еще чуть-чуть и я, боюсь,
Грибочком атомным взорвусь.
Но мне сказали, не робей,
Побольше красненького пей,
И водкой рот не обижай,
К себе за стол друзей сажай.
Я дважды рот прополоскал,
И водку целый день глотал.
Но облегченья нету мне,
И все, что жить мешало мне,
Захоронил на глубине.
Теперь совсем стерильный я,
Хочу вам высказать, друзья:
Уж коли хочешь быть здоров,
Чти указанья докторов.
Романс о чернобыльских принцессах
Вот приезжает перспективная зазноба
Одна в столицу ликвидаторов – Чернобыль.
Гражданка едет, зная наперед,
Что зона – это как гарем на оборот.
И возникают интересные процессы,
В ней пробуждается капризная принцесса.
И, несмотря на то, что дел невпроворот,
Живет вся зона, как гарем наоборот.
Идут в штанцах, павлинами ступая,
Как на балу у принца из Китая.
А партизаны рядом водят хоровод,
Ведь зона – это как гарем наоборот.
И комплименты слушать уши не устали,
Хотя и нет у них давно на теле талий.
У кавалеров слов амурных – полон рот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
И сладострастия срываются завесы,
Ведь были все никто, а тут – принцессы.
И фаворитов на постах – двенадцать рот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
Шикарной встречи ожиданием томимы,
Ах! Если вы без “Жигулей” – извольте мимо.
Здесь у принцессы женихов – хоть целый взвод,
Ведь зона – это как гарем наоборот.
А кавалеры все несут деликатесы,
Их уплетают толстощекие принцессы.
Потом желудки лечат дома целый год,
Ведь зона – это ресторан наоборот.
Здесь для принцессы месяц счастья года стоит,
Дозонной жизни рассыпаются устои.
И увлекает их страстей водоворот.
Ведь зона – это как гарем наоборот.
Но наступает финиш поздно или рано,
И вот принцессы превращаются в гражданок.
Когда ж рванет автобус от ворот,
Для них закончится гарем наоборот.
И без оркестров, митингов и прессы
Провинция встречает экс-принцессу.
И в одиночестве не раз всплакнет зазноба,
Душой и телом вспомнив свой Чернобыль.
Боюсь, принцессы вместе соберутся
И за романс меня кастрировать возьмутся.
А мне б домой уехать без эксцессов,
Меня в москве ждет настоящая принцесса.
***
Чего в Чернобыле нельзя
На Припятский песочек
Прилечь на часочек
И бронзовым загаром
Прикрыть радикулит.
Но ведь нельзя же, люди,
Не то потом вам будет
Из бронза скромный бюстик
Для кладбища отлит.
Припев:Среди городов самых разных
Чернобыль – скажу вам, друзья –
Столица житейских соблазнов,
Которым поддаться нельзя.
Растет на дармовщину
Шикарная малина.
Но слюньки подотрите,
Для ягод не сезон.
Не то конец настанет
И с колокольни грянет
В честь вашей панихиды
Малиновый трезвон.
Припев.
Захочется в охотку
Принять стаканчик водки,
Но в нашей зоне трезвость,
Здесь только соки пьют.
Кордоны тут лихие,
Условия плохие –
И выговор объявят,
И водку разобьют.
Припев.
А если вдруг на фото
Прорежется охота,
То снимок уникальный
Вам сделать не дадут.
Объявят вас шпионом,
Враз выпихнут из зоны
Бумагу вслед напишут
И пленки отберут.
Припев.
А если вы с брюнеткой
У розовой беседки
Условились о встрече,
То я скажу вам так:
Здесь где-то вирус СПИДА
Живет среди нуклидов,
А, значит, на свидание
Идти нельзя никак.
Припев.
Ночные променажи
Открытые наряды
И сексоприключения,
Коль по ночам не спишь –
На эти развлечения
Для вашего спасения
На все покажет зона
Огромнейший кукиш.
Припев.
***
Партизанская
Мы те, что в сводках именуются войска.
Нас год назад сюда пригнали эшелоны.
Для нас до станции дорога не близка:
Не в “Жигулях” сюда мы едем, а колонной.
Народ прозвал нас очень хлестко – партизаны.
Мы оставляем в зоне свой, особый класс.
На дни рожденья пьем боржом, нарзаны,
Поскольку нет в меню шампанского у нас.
Нам в зоне чистенькой работы не дают.
Кому – стихи, кому – сухая проза.
Одним – и премии, и слава, и уют,
А нам воды, подчас, напиться не привозят.
Нас кормят так, что нам не до потех.
Спасибо всем из военторга за заботу.
Но совесть чистой остается и у тех,
Кто презирает грязную работу.
Глаза сжигает пот, вокруг не вижу ничего.
А если вспомню дом, – так сразу катится слеза.
Не из-за денег так пишу, а для того,
Чтоб я спокойно сыну мог смотреть в глаза.
И хоть шальная здесь деньга, как на шабашке,
Я без заначки все готов отдать жене,
И все эмоции в смирительной рубашке,
И по ночам, порой, кошмары снятся мне.
Я – партизан, ассенизатор зоны,
И мне в жилетку плакать не с руки,
Но что нутро мое, порой, беззвучно стонет –
Об этом в сводках нету ни строки.
В костях у нас немало стронция набралось,
Плевать на то, что в щитовидках йод.
Ну, а в душе окаменелая усталость
И жажда встречи с теми, кто нас ждет.
***
Песня о гранитных плитах
Плит немало на кладбище новых
Нервы в всмятку, как к сердцу наган.
Вижу черное слово “Чернобыль”,
Рядом алое слово “Афган”.
Мы победу купили в кредит,
Порешив: торговаться не стоит.
А рублей золотые дожди
Отольются венками из хвои.
Ордена мародерам дают
Под серебряный звон премиальных
Будто каждому в душу плюют,
Кто не слышал трех залпов прощальных.
Тот, кто раньше стоял у руля,
Тот теперь уже недосягаем.
Пенсионная книжка – броня,
От судилища оберегает.
В ресторанах гульба до упаду,
Наслажденья! Любой ценой.
Все мы словно продукты распада
Дочернобыльской эры иной
Раздолбали дороги колеса,
Скачет серость верхом на галанте.
Родились под фанфары и слезы
От воров и героев мутанты.
Дай нам бог хоть немножко везенья,
Хоть не верим в тебя – защити.
Защити от осколков деленья,
Что готовят нам финиш пути.
Успокоят остывшие щеки
Руки матери ль, друга ль, жены…
Из опавших плодов давят соки,
Ну, а дети – они рождены.
Растекается спирт по стаканам,
Несмотря на запретный указ.
За Чернобыль и горы Афгана
Пусть до дна выпьет каждый из нас.
Приводите детей к этим плитам,
К облученным, сожженным, убитым.
Не молчите, мол не причем,
И не лгите, за что и почем…
***
Песня о лозунгах или суд в Чернобыле
Жить в лозунгах удобно, как в шезлонге.
Не надо думать – лозунг сам не глуп.
Тебя остудит лозунг в лето злое,
Зимой согреет жарко, как тулуп.
Прикроет лозунг плешь, заменит дело.
Во тьме посветит, приукрасит суть.
Удачный лозунг путь укажет смело,
Кривой ли, верный – но надежный путь.
И если он шагает в ногу с веком
И согласован правильно фасон,
Вполне заменит лозунг человека,
В момент его погрузит в нужный сон.
А если человек, шагая в спячке,
Споткнется и поклажу разобьет,
Накажут лишь его, а лозунг спрячут,
Чтоб не мешал другим “храпеть” вперед…
Я изучил всю зону досконально,
Мотался и смотрел по сторонам,
И столько всяких лозунгов банальных,
Смешных и грустных реют тут и там.
Пустая деревня, смех ликвидаторам:
“Мирный атом – в каждую хату!”
Шоссе на Чернобыль, вид на природу:
“Братский привет зарубежным народам”.
Там где собраны все механизмы:
“Чернобыльская АЭС працює на коммунизм”
Город Припять – не помню даты:
“Хай буде атом работником , а не солдатом!”
И целая стая
Иных хаев.
И лозунг под топор идти не хочет,
Ему теперь и страшно и смешно,
Что было до и после жуткой ночи,
Все на глазах у лозунга прошло.
Под лозунгом дремали сладко сони,
В почете отрешившись от забот.
Они еще тогда зачали зону
И вовремя не сделали аборт.
Вот “Волг” и Чаек” квакают клаксоны,
И воронье спускается с небес.
В закрытой за семью замками зоне
Открытый начинается процесс.
Начальники публично дали слово,
Что взроют все до истинных причин,
Чтоб больше не стряслось нигде такого,
Всех обнажат, каков бы ни был чин.
Мы жадно ждали сведений из зала,
Но пресса сохранила немоту.
Там в зале, может, правду и сказали,
Да кто ее услышал, правду ту.
Но приговором ведь не вылечить ожоги
И мудрым кодексом пшеницу не отмыть.
Скамей не хватит в этом зале строгом,
Чтоб, всех на них виновных разместить.
И вместе все, и каждый в одиночку
Повинны мы, что на полсотню лет
Приговорили зону к одиночке
И на амнистию – увы – надежды нет.
И всей стране за двадцать лет застоя,
Где лозунг опоясал каждый год,
Дают экономисты и историки
Лед десять принудительных работ.
Но я уверен, просветлеют лица,
Когда, поставив на молчанье крест,
В открытой зоне, где-нибудь в столице,
Закрытый приоткроется процесс.
А лозунги убрать не так уж сложно,
Чтоб не обидеть фальшью новый век.
На коммунизм, без всяких там шезлонгов,
Не станция працюе – человек!
***
Урывин, С. Н. ЧЕРНОБЫЛЬ. ЗОНА. САРКОФАГ: Приключения и злоключения барда-ликвидатора.
Эта книга – истории о том, как рождались и сочинялись чернобыльские песни, вошедшие в альбом «Чернобыль. Зона. Саркофаг», а также о некоторых событиях, так или иначе связанных с ними. Автору этой не совсем обычной книги (книги о собственных песнях), проработавшему более ста пятидесяти дней в помещениях третьего энергоблока Чернобыльской АЭС и побывавшему в разных местах тридцатикилометровой Зоны, удалось не только показать изнутри творческий процесс превращения человеческих эмоций от увиденного и пережитого в поэтические произведения, но и приоткрыть читателю некоторые чернобыльские тайны. В книге публикуются фотографии из личного архива автора, личных архивов Валерия Новикова, Александра Минаева, Виктора Абрамова, Владимира Дроздова, Олега Соломеина, Сергея Трофимова, Юрия Весновского. Также использованы фотографии из архива Союза «Чернобыль» России и его региональных организаций в Москве, Новосибирске, Екатеринбурге, Туле.
ПРИОБЩЕНИЕ К ТВОРЧЕСТВУ
Через три десятка лет после чернобыльской аварии литература о катастрофе уже может составить, без преувеличения, целую библиотеку. Тем не менее, на мой взгляд, книга Сергея Урывина, которую вы открыли сейчас, не затеряется в книжном море. Многое, будем верить – всё, написано о технических аспектах аварии, издано немало блистательной публицистики, но то, о чем талантливо рассказывает Урывин – совсем «по другому ведомству». Эта книга – о творчестве. О сложном, порой мучительном, но неизменно счастливом процессе создания художественного произведения. В данном случае – песни. Автор непостижимым образом приобщает нас, читателей, к этому процессу, делая его соучастниками. …Я познакомился с Сергеем в нашу вторую командировку. Первая, в 1986-м году, была временем горячечной работы по ликвидации аварии, когда взорвавшийся реактор запечатывали бетонным укрытием. Его назовут неведомо откуда возникшим, но сразу всеми принятым словом «Саркофаг». Никто ещё в мире не возводил такое. Всё было впервые – бешеный поток радиации, запредельно высокая температура. И хотя в столичных институтах спешно рисовались на ватманах красивые проекты, на месте реальной работы многие технические и инженерные задачи решались, что называется, «на коленке». Было не до песен. Через год Саркофаг стал реальностью. Но работы предстояло еще очень много. Жизнь в Чернобыле, какой мы её увидели, входила в нормальный ритм. Практически не стало на дорогах бетоновозов-миксеров. Они набрали такое количество радиации, что сами стали источником опасности. Дома, лишившиеся хозяев, отмыли и дезинфицировали, в них разместились специалисты, приехавшие не только ликвидировать аварию, но – изучать её последствия. И вдруг – неожиданность – в чернобыльской Зоне появилась самодеятельность. Барды! Этот жанр – я имею в виду современную авторскую песню – в нашей стране стремительно начинал утверждаться. Юрий Кукин приглашал романтиков отправиться с ним «за мечтами и за запахом тайги». Александр Городницкий призывал восхититься подвигом атлантов. Зачаровывал переборами гитары Визбор... Одновременно в середине восьмидесятых годов авторская песня неожиданно начала выходить за грани лирических описаний туристических путешествий и мирных ноток городского романса. Полыхнул Афганистан. Затем взорвался Чернобыль. Выстрелил «Черный тюльпан» Александра Розенбаума. Появились и становились популярными жесткие правдивые песни воинов – афганцев о мужестве, героизме, кровавых судьбах близких товарищей. В этот достойный круг встал и чернобыльский бард Сергей Урывин. В Зону он приехал, разумеется, не в этом качестве. В каком – не буду забегать вперед – он подробно рассказывает сам в книге, представляющей чернобыльскую катастрофу и некоторые аспекты ликвидации ее последствий с новой, неожиданной стороны.
Валерий Новиков,
участник ликвидации аварии, режиссер-документалист, заслуженный деятель искусств России.
ОТ АВТОРА
Эта книга – истории о том, как рождались и сочинялись чернобыльские песни, а также о некоторых событиях, так или иначе связанных с ними. Хотя, слово «как» – здесь употреблено, скорее всего, неправильно. Точнее – это истории о том, в каких условиях возникало желание что-то сочинить. Эта книга – всего лишь воспоминания одного из сотен тысяч ликвидаторов. Это – рассказ обычного человека, который не совершал в Чернобыле никаких героических поступков, не принимал никаких ответственных управленческих решений, не совершал научных или технологических открытий, а просто выполнял порученную ему работу. До первой своей командировки в Чернобыль я никогда в жизни ни стихов, ни песен не писал. Чужие песни пел часто и с удовольствием. Почему я вдруг начал сочинять песни только в Чернобыле и только про Чернобыль – не знаю. Всегда отшучивался – мол, радиация подействовала. А вот «как?» или «каким способом?» в моей голове возникали строки – могу сказать следующее. Как только какая-то тема, какая-то идея, какая-то эмоция начинала будоражить мою бедную голову – на помощь приходили откуда-то извне, из непонятных измерений, Высшие Силы. Казалось, что эти песни на самом деле сочинял не я. Возникало ощущение, что слова, строки, строфы кто-то со стороны вкладывает в мою голову, используя меня, Сергея Урывина, только в качестве некоего интерфейса (говоря современным языком профессионального программиста) или связующего элемента, проводника. Странно. Необычно. Непонятно. Но это именно так и было, именно так я это воспринимал. Песни на самом деле сочинялись кем-то на небесах. А я всего лишь пропускал этот поток через себя, переводил его на человеческий язык и дополнял примитивным музыкальным сопровождением. Песни получались разные по стилю, содержанию. Мне и сейчас кажется, что все эти песни на самом деле сочинялись. Там, – наверху – разными авторами. Тем не менее, небесные силы назначили автором этих песен на нашей Земле почему-то именно меня. Эта книга – взгляд на эти песни сегодня, через тридцать пять лет после их написания. Эта книга – и рассказ, и осмысление. Мне не хотелось, чтобы судьба песен была похожа на камень, брошенный в воду: всплеск, круги на воде, а потом – тишина, будто и не было ничего…
«Мы только куклы, вертит нами рок.
Не сомневайся в правде этих строк,
Нам даст покувыркаться и запрячет
В ларец небытия, лишь выйдет срок».
Омар Хайям Эта книга – своеобразное путешествие по внутреннему миру тех многих людей, которые могли говорить смело: «Я в Чернобыле был не гостем».
«Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица.
А память, как колодец, глубока,
Попробуй заглянуть – наверняка
Лицо – и то неясно отразится…»
Владимир Высоцкий Приношу извинения тем, о ком не упомянул. Многое забывается. Дневников я не вел. Это не летопись. И ни на какие-либо обобщающие оценки того, что увидел в Чернобыле, я не претендую. Мой сохранившийся архив – это мои пропуска и грамоты 1987–1988 г.г. Но, главное – это чудом сохранившийся коричневый блокнот, в который я записывал приходящие на ум строки будущих песен. Таких блокнотов у меня было несколько. Всегда какой-то из них находился со мной в кармане «афганки» вместе с карандашом или шариковой ручкой. Но сохранился, к сожалению, только один, со строками нескольких песен.
Несмотря на кажущееся однообразие наших служебных обязанностей, жизнь в Чернобыле была очень разной, как и песни: были и грусть, и смех… Мне не раз говорили мои друзья-товарищи в Чернобыле, что им было интересно и приятно наблюдать за тем, как на их глазах, по сути – в их присутствии, рождаются серьезные или шутливые песни о том, что они видели позавчера, вчера или сегодня. Кому-то может показаться, что в книге слишком много присутствует алкоголя, застолий и т.п. Это – правда, так оно и обстояло в действительности. Употребление спиртных напитков – было. Злоупотреблений – не было никогда. Дело в том, что эта книга, в первую очередь, про песни: про то, как они сочинялись, где и когда исполнялись. Понятно, что песни не сочинялись во время работы и не исполнялись во время служебных совещаний. И сочинялись песни, и исполнялись лишь в свободные часы отдыха: сочинялись в одиночестве, а исполнялись сначала в приятной дружеской компании вечером после работы за накрытым столом, а затем – во время самых разных выступлений, после которых тоже иногда «накрывали поляну». Я не был специалистом в тех видах деятельности, которые были основными тогда в Чернобыле. Я не был ни строителем, ни энергетиком, ни физиком-ядерщиком, ни радиохимиком, ни доктором Айболитом. Я был всего лишь профессиональным программистом-прикладником с очень неплохим образованием и опытом. Некоторые события, о которых рассказывается в песнях, происходили прямо на моих глазах, иногда я даже был прямым участником этих событий. За отдельными событиями я наблюдал со стороны, но сам в них участия не принимал. Кое-что врастало, встраивалось в песни на основании рассказов моих друзей, товарищей и коллег, мнению которых я безоговорочно доверял. Так ведь и замечательные известные всей стране журналисты создавали тогда свои блистательные очерки и статьи, не будучи профессионалами в специальных вопросах. Они черпали свои знания и эмоции из бесед с разными людьми и личного восприятия увиденного. Все оценки и выводы, приведенные в книге, повторюсь, – это мое личное частное мнение, никоим образом не претендующее ни на что большее. Я могу ошибаться. У каждой песни своя история создания. В те или иные моменты времени, в той или иной пространственной точке вокруг автора была своя атмосфера событий, работ. Была своя психологическая заряженность, было свое настроение: злое или слезливое, грустное или веселое. Каждой песне посвящена отдельная глава. За исключением одного случая (третья песня в книге идет первой) порядок глав соответствуют хронологии написания песен. Я далеко не сразу понял и осознал, что каждая песня сначала – часть твоего личного пространства, только твоего. И только потом (и далеко не всегда) песня из части твоего личного пространства превращается в часть твоей личной ответственности. Я хорошо понимаю, что читать тексты песен и слушать песни в исполнении автора – это не одно и то же. Поэтому прошу читателей учесть это обстоятельство. В этой книге нет ни капли лжи. В то же время, здесь изложена далеко не вся правда. В книге публикуются фотографии из личного архива автора, личных архивов Валерия Новикова, Александра Минаева, Виктора Абрамова, Владимира Дроздова, Олега Соломеина, Сергея Трофимова, Юрия Весновского. Также использованы фотографии из архива Союза «Чернобыль» России и его региональных организаций в Москве, Новосибирске, Екатеринбурге, Туле. Я также выражаю глубокое уважение и признательность многим известным и неизвестным людям за то, что они сохранили наглядную память о чернобыльских событиях, разместив в открытом доступе в интернете свои (или не только свои) фотографии, сделанные в 1986-1988 годах, которые я использовал в качестве иллюстраций в своих рассказах о песнях. Я выражаю искреннюю благодарность своим друзьям и товарищам, которые знакомились с рабочими материалами книги и делились со мной своими впечатлениями, оценками и замечаниями, за их всестороннюю помощь (информационную, моральную и материальную), оказанную мне при написании этих воспоминаний: Абрамову Виктору Вениаминовичу; Абросимову Вячеславу Константиновичу; Амиеву Геннадию Николаевичу; Башкирову Игорю Владимировичу; Весновскому Юрию Васильевичу; Говорову Леониду Владимировичу; Гришину Вячеславу Леонидовичу; Дроздову Владимиру Павловичу; Зарембе Виктору Борисовичу; Курбатову Николаю Васильевичу; Курбатовой Валентине Витальевне; Лебедеву Юрию Васильевичу; Минаеву Александру Анатольевичу; Монахову Владимиру Александровичу; Морозову Валерию Борисовичу; Наумову Владимиру Николаевичу; Новикову Валерию Германовичу; Соломеину Олегу Игоревичу; Трофимову Сергею Петровичу, Холодкову Владимиру Дмитриевичу; Шикалову Владимиру Федоровичу.
И ещё несколько слов о личном и сокровенном.
Эту книгу о своих чернобыльских песнях я посвящаю своей жене Галине. Кому-то это мое решение может показаться странным и непонятным. Обычно, подобные книги посвящаются своим однополчанам, сослуживцам, соратникам. Здесь – другое. Мы с Галиной вместе – с 1986 года. Более тридцати пяти лет. В мою первую командировку в Чернобыль (да и в следующую тоже) меня провожала именно она. Провожала, конечно, с понятным волнением и страхом. И мои чернобыльские песни по возвращению в Москву я пел сначала именно ей, Галине, а уж потом своим московским друзьям. Я посвящаю своей жене – не свои песни: их я посвящаю всем ликвидаторам и другим пострадавшим. Я посвящаю Галине всего лишь крупные или мелкие осколки памяти, вошедшие в эту книгу. Некоторые песни, безусловно, не смогли быть сочиненными там (в Чернобыле) и тогда (в 1987 и 1988 годах), если бы я не чувствовал незримое присутствие Галины рядом с собой. Это присутствие иногда ощущалось как ободряющее; иногда – как сочувствующее; иногда – как осуждающее; иногда – просто так ощущалось: (Я – есть. Я тебя люблю и жду…). Галина знакома почти со всеми моими чернобыльскими соратниками – армейскими и гражданскими. Первые такие знакомства начались еще в сентябре 1987 года. И к Мемориалу чернобыльцам на Поклонной горе 26 апреля и 30 ноября мы с Галиной приезжаем вместе. Без воистину ангельского терпения моей жены, ее заботы и поддержки – этой книги, возможно, и не было.
Главы из книги Сергей Урывин: «Чернобыль, Зона, Саркофаг»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. «САРКОФАГ»
Отвернувшись от рыжего леса,
Излучая тревогу и страх,
В центре зоны над раной ЧАЭСа
Замер серый, как слон, Саркофаг.
Было время приказов жестоких,
Под лучи заставляющих лезть.
Всем на зависть в рекордные сроки,
Всем на горе построен он здесь.
В Саркофаг бы запрятать трусость,
В Саркофаг бы запрятать подлость
И крутых командиров тупость,
И прогнившую к черту совесть.
Да еще заодно бы жадность
Запихнуть бы туда – и ладно,
И «продажных за пятак» –
Всех упрятать в Саркофаг.
Смолкли траурно-бравые звуки,
И понятно теперь уже всем
Саркофаг – мавзолей науки –
Это выкидыш наших проблем.
Здесь не скрыть, кто есть кто, не старайся,
Здесь без фальши - хоти не хоти.
Саркофаг, ты нам лгать не пытайся,
Ты насквозь наши души свети.
В Саркофаг не запрятать смелость,
В Саркофаг не запрятать гордость
Тех, кто честно работал дело
Не за рубль, не за чин, не за орден.
И улыбки ребят хороших
В Саркофаге не захоронишь.
Тех, кто шел за «просто так»,
Тех не спрятать в Саркофаг.
Об этой песне можно говорить много. Можно вообще ничего не говорить.
Она и сейчас многими ликвидаторами считается лучшей песней о Чернобыле.
Это – всего лишь вторая в жизни песня начинающего автора. Я до сих пор не могу понять, как у меня такое получилось.
В этой песне все – правда, изложенная простыми словами и понятиями.
Я не участвовал в строительстве Саркофага. Так сложилось.
Про то, как шло ВСЁ – мы знали из газет и не только…
Я знал чуть больше – служба в 27 научно-исследовательском институте гражданской обороны СССР давала такую возможность.
Когда я увидел Зону и Саркофаг воочию, то обомлел от размера БЕДЫ и от величия СДЕЛАННОГО. О подлинном величии ЦЕНЫ тогда даже не догадывался.
«Саркофаг» был написан в июне 1987 года.
Чуть раньше я написал тогда свою первую песню (шутливую фантазию) о несостоявшемся свидании Славы Морозова. Песня понравилась: посмеялись, выпили и забыли…
Замысел «Саркофага» возник неожиданно. Однажды, мои коллеги из нашей оперативной группы решили показать мне серьезную местную чернобыльскую достопримечательность – Дерево «Крест». Мы уселись в разъездной УАЗик (медицинская «буханка») и минут через пятнадцать (от АБК-2 ехать было недалеко) я увидел Саркофаг так, как Он выглядел тогда, если смотреть на Него со стороны Рыжего леса.
Саркофаг выглядел завораживающе: монументальная громада серого цвета…
Такую же громаду серого цвета я уже видел в своем детстве:
давным-давно в харьковском зоопарке пятилетний мальчик Сережа увидел ОГРОМНОГО СЕРОГО СЛОНА, размахивавшего длиннющим хвостом (взгляд – со спины), который просто стоял сам по себе. Огромному серому слону не было тогда никакого дела до пятилетнего мальчугана: слон поедал вкусный корм и отмахивался от мух...Вот именно тогда меня и «шибануло»...
Ассоциация 1: Саркофаг похож на серого слона…Он (слон или Саркофаг) уже Есть, он уже «Ест» – и ему уже все равно, что происходит вокруг Него.
Ассоциация 2: я помнил из школьного курса истории (5-й класс средней школы) как первобытные люди всем племенем охотились на мамонтов (мамонт – тот же Слон). Окружали его толпой и бросали в него тысячи стрел и копей. Часть охотников погибали при этом, но и мамонт, сраженный тысячами болезненных уколов, погибал. Племя хоронило погибших, и продолжало жить и размножаться дальше, потребляя сраженного и разделанного мамонта...
В 1986 году наша Страна впервые устроила «охоту на мамонта». Устроила по правилам и принципам первобытно-общинного строя с поправками на использование модернизированных «стрел и копей». Что поделать: Маркс, Энгельс и Ленин такого в своих трудах не предусмотрели, а другие Институты «разно-всякие: общественных и физико-химических наук» не предвидели, не развили учение…
Удивительно и просто непостижимо было представить себе, что произошло на глазах многих сотен тысяч людей в течение всего лишь нескольких месяцев.
Так выглядел четвертый блок Чернобыльской АЭС ещё 25 апреля 1986 года
Так это развивалось. Многие видели сами…
Спустя некоторое время, когда я пел «Саркофаг» за застольем с разведенным спиртом, мне говорили доктора и кандидаты наук из различных институтов Минсредмаша СССР: «Как точно ты все сформулировал. Это и «выкидыш наших проблем» и, действительно, - «мавзолей науки».
Я понимал, что они правы: это действительно МАВЗОЛЕЙ: период полураспада находящегося внутри Саркофага разного плутония составляет в среднем двадцать четыре тысячи лет. Похоже на гриф «особой папки ЦК КПСС» - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО» - хрен когда-нибудь доберетесь…
Насчет «выкидыша наших проблем»: я не очень понимал тонкости научных дискуссий профессионалов. Тем не менее, отложил у себя в памяти «total impression (общее впечатление)», что в советской науке и в её практическом воплощении не все было однозначно понятно и правильно. Решения всегда принимали с оглядкой на хранителей особых папок ЦК КПСС. Разные были проблемы у советской науки в те времена, но и они решались по известному в Советской Армии принципу: ты начальник: я - дурак, я начальник: ты - дурак. Понял одно: такого никто не ожидал. Так и выкидыши в акушерстве и гинекологии заранее никто не ожидает, но они все же случаются…
Про «крутых командиров тупость …» сам понимал, знал, видел. Ребята из моего 27 НИИ ГО СССР, которые были в Зоне летом и осенью 1986 года, много чего рассказали.
Про «…прогнившую, к черту, совесть» - все понятно из фотографий 1986 года:
Первомайская демонстрация в Киеве в 1986 году. Своих не жалко…
Первый "советский" этап 39-й международной Велогонки Мира стартовал 6-го мая 1986 года в Киеве.
СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ и здесь не пожалела никого: ни своих, ни чужих. Ни взрослых, ни детей.
Все дышали почти что «целебным морским воздухом», с Йодом (который I-131).
«…Здесь не скрыть, кто есть кто, не старайся»
В любой чрезвычайной экстремальной ситуации человеческие черты характера – непредсказуемы: импозантный болтун оказывается трусом, неприметный работяга – героем, всемирно признанный учёный муж может впасть в ступор и пребывать в растерянности. Действительно, «…здесь не скрыть кто есть кто…».
Я тогда подумал ещё о том, что полностью все тайны этой аварии так и останутся храниться в Саркофаге («ХРАНИТЬ ВЕЧНО»), а сам Саркофаг будет долго-долго (пока не развалится) хранить внутри себя сотни тысяч нематериальных следов душ тех, кто был вольно или невольно вовлечен в ликвидацию последствий этой техногенной и человеческой катастрофы.
Наверное, многие партийные, советские и иные руководители лелеяли тогда мысли о том, чтобы внутри Саркофага на долгие времена можно было бы «захоронить» все, что связано с Ним, с Саркофагом: имена погибших, заболевших и искалеченных, утраченный престиж всесильного учения (смотрите фото о Первомайской демонстрации), порушенные карьеры членов партийно-хозяйственных активов всех уровней и сломанные судьбы переселенцев. Вдобавок ко всему этому добавлялось желание захоронить в Саркофаге многочисленные ОБЕЩАНИЯ (насчет «зеленой лужайки», преодоления последствий, оказания помощи…).
К сожалению, кое-что из этого удалось сделать: тайны остались, воры и мародеры избежали ответственности, многие простые герои 1986 года остались без наград, а мужественные администраторы-ликвидаторы 1988-1989 годов получили пригоршни орденов и медалей.
Как выяснилось потом, наша государственная социальная защита ликвидаторов – радиоактивна и тоже имеет, как и плутоний, свой период полураспада – один год. С каждым годом льгот будет становиться все меньше, а получать их (денежные компенсации, жилье, лекарства, путевки) станет все сложнее.
Идея песни «Саркофаг» очень проста: все НЕСПРАВЕДЛИВОЕ убрать навечно, а все СПРАВЕДЛИВОЕ – никогда не забывать.
Слова в песне тоже получились простые и понятные. Я много раз пел ее в небольших компаниях и в Зоне, и в Москве. Песню слушали с серьезными лицами. Сначала молчали какое-то время, потом тяжело вздыхали и говорили: «Да…(пауза). Давайте выпьем».
Контакты Сибирского регионального Союза "Чернобыль"
Адрес:
Россия, Новосибирск,
проспект Дзержинского, дом 77
Звоните нам:
+7 383 278 0287
+7 383 278 0288
Написать письмо:
vpd42@mail.ru
Мы в социальных сетях:
Вконтакте Одноклассники Facebook
Россия, Новосибирск,
проспект Дзержинского, дом 77
Звоните нам:
+7 383 278 0287
+7 383 278 0288
Написать письмо:
vpd42@mail.ru
Мы в социальных сетях:
Вконтакте Одноклассники Facebook